Мировой океан похож на космос. Мы, простые жители Земли, можем только фантазировать о том, что происходит в этих бескрайних просторах, ведь погрузиться под воду на тысячи метров, как и подняться над планетой, дано единицам. Один из таких людей – заведующий лабораторией научной эксплуатации глубоководных обитаемых аппаратов Института океанологии РАН Анатолий Сагалевич. Он создал легендарные аппараты для изучения океанских глубин – “Мир-1” и “Мир-2”, руководил научно-исследовательскими экспедициями на этих мини-субмаринах и в совокупности провел под водой больше четырех тысяч часов.
Вас иногда называют “подводным Гагариным”. Как, по-вашему, похож океан на космос?
Анатолий Сагалевич: И глубоко под водой, и далеко за пределами Земли люди работают в замкнутом пространстве – сходство в этом. Но космос есть космос – техническая гонка в этой сфере влияет не только на науку, но и на обороноспособность страны. Поэтому во всем мире туда будут вкладывать гораздо больше денег, чем в исследования океана. Хотя океан ближе и там много ресурсов: и минеральных, и био-, и энергетических – углеводороды, газогидраты. Некоторые крупные ученые считают, что надо сначала недра исчерпать, а потом уже в глубь океана лезть. Но, на мой взгляд, если придерживаться такого принципа, можно навсегда остаться в хвосте.
Спроектированные вами аппараты “Мир” с 2011 года не используются по назначению: первый стал музейным экспонатом, второй стоит без дела на борту научно-исследовательского судна. Скучаете по погружениям в своих мини-субмаринах?
Анатолий Сагалевич: Да, знаете, ведь столько на “Мирах” сделано… Но вообще-то, последние три года я в качестве консультанта помогаю китайцам. Они строят аппарат для погружения на максимальную глубину – 11 тысяч метров – с целью исследования желобов и впадин. Это районы глубже шести тысяч метров, по площади всего 2% дна Мирового океана. Я хочу спуститься с китайцами на эти глубины: там наверняка будет много открытий.
“В 1982 году установились контакты с представителями финской фирмы Rauma Repola, которые проявили заинтересованность в строительстве шеститысячника. <…> Так в контракте появились два глубоководных обитаемых аппарата с рабочей глубиной 6000 метров. Назвать их было решено по аналогии с советской космической станцией – “Мир-1” и “Мир-2″. <…> Я нарисовал эскиз внутреннего дизайна. Но прежде я просидел несколько суток в деревянной сфере, обдумывая свои действия как пилота в тех или иных ситуациях, делал наброски размещения панелей таким образом, чтобы в зависимости от конкретных условий было удобно управлять аппаратом, рисовал эскизы боковых лежаков, на которых должны располагаться два других участника погружения”.
Из книги А. Сагалевича “Глубина”, 2002.
Сами собираетесь испытывать китайские аппараты?
Анатолий Сагалевич: Ну, я же был пилотом-испытателем “Миров”, на которых опустился на 6120 и 6170 метров. Так что почему бы и нет? Мне, правда, всего-навсего 78 лет.
Ну, вы сами любите повторять, что у вас все только начинается.
Анатолий Сагалевич: Да, я даже стишок написал в свой день рождения, 5 сентября: “Желтеют листья, скоро осень. А мне всего лишь семь да восемь”. Все очень просто.
Океанскими впадинами интересуются многие. Вам наверняка известно, что исследователь Арктики Артур Чилингаров и путешественник Федор Конюхов собираются спуститься в желоб Тонга – второй по глубине после Марианской впадины, – в котором пока еще никто не бывал. Что вы об этом думаете?
Анатолий Сагалевич: А на чем они предполагают это сделать? Чилингаров после нашего погружения под лед на Северном полюсе в 2007 году спросил меня, какое место считается самым глубоким. Я ответил, что котловина Челленджер в Марианской впадине. “Я должен там побывать!” – заявил тогда Артур. Я объяснил, что для этого нужно соответствующее техническое устройство, глубоководный обитаемый аппарат. “Давай построим! Сколько это стоит?” – не унимался Чилингаров. Нормальный аппарат стоит минимум 50 миллионов. Так мы ничего и не построили. Конюхов тоже спрашивал, не хочу ли я разработать для них аппарат. Но я уже строил такого типа машину, и сейчас мне это для научных исследований не надо.
Как называлась эта машина и для каких целей предназначалась?
Анатолий Сагалевич: Я участвовал в создании мини-субмарины Deepsea Challenger, которую задумал сделать мой ученик, известный американский режиссер Джеймс Кэмерон. В 2012-м он спускался на ней в эту самую котловину Челленджер.
Почему вы не погрузились с ним?
Анатолий Сагалевич: Это одноместный аппарат, он не подходит для научных исследований. Пилот сосредоточен на безопасности погружения. А нужен еще и ученый в кабине, который разбирается в обстановке, в биоразнообразии и не отвлекается на управление. Зачем мне просто так спускаться в эту впадину – чтобы шапкой помахать: вот, мол, я и это могу?
“Анатолий Сагалевич, Женя Черняев и я провели сотни часов вместе внутри “Миров”, любуясь чудесами, которые имели счастье наблюдать лишь немногие на Земле. Они научили меня скрупулезности научного отбора проб и мониторинга, а я делился с ними своими технологиями подводного освещения и подводной съемки. Вместе мы стали командой, способной выполнить множество революционных задач. Мы стали друзьями, а потом и семьей друг для друга. Только преисполнившись глубокого уважения друг к другу, люди могут работать в такой агрессивной среде на протяжении томительно-долгих часов и достигать целей, которые никогда даже не ставились раньше. Для меня это было грандиозное приключение. Для Анатолия и его команды – обычная работа: “сделать невозможное перед обедом”.
Из предисловия Дж. Кэмерона к книге А. Сагалевича “Глубина”, 2002.
Вы помогали Кэмерону снимать легендарный фильм “Титаник”. Как вы познакомились?
Анатолий Сагалевич: Понимаете, все шло к тому, что Советский Союз вот-вот рухнет и денег не будет. А мы только что собрали свои глубоководные обитаемые аппараты и произвели фурор в мире. Двухместное судно, которое может опускаться на глубину около шести тысяч метров, – это в конце 80-х никому и не снилось! Тогда мы сделали с американской фирмой IMAX Corporation первый полуторачасовой фильм “Титаник”, очень успешный. Мы спускались на “Мире” на дно Атлантического океана к обломкам парохода “Титаник”. Их огромная кинокамера стояла внутри нашей мини-субмарины. Оператор снимал через центральный иллюминатор, а пилот управлял, глядя в боковой. Было непросто, но мы это сделали.
Потом уже Кэмерон снял с нами четыре фильма, один из которых тот самый “Титаник”. Он работал только с нами, потому что, во-первых, у нас было два аппарата, а во-вторых, они были признаны лучшими в мире по техническим характеристикам. Всего за время киносъемок он погружался на “Мирах” около 50 раз.
“Однажды, когда я размышлял о том, снимать ли “Титаник” или какой-то другой фильм, я получил письмо от Анатолия по электронной почте. В его коротком послании была такая строчка: “Иногда в жизни нужно сделать что-то невероятное”. Он говорил о своей мотивации, когда размышлял об использовании научных ресурсов, таких как “Миры”, для поддержки голливудского кинопроекта. Он считал, что это важно для мира, особенно для молодых людей – увидеть, как на самом деле осуществляются глубоководные океанские исследования. Но мне показалось, что его слова были о моем решении. Я уставился на эти слова, как будто они светились изнутри. “Да! – почти закричал я. – Да, важно сделать что-то невероятное!”.
Из предисловия Дж. Кэмерона к книге А. Сагалевича “Глубина”, 2002.
Вы с Кэмероном стали друзьями после этой работы?
Анатолий Сагалевич: Мы с ним в чем-то похожи. Я инженер по образованию, но учился всю жизнь заочно: сначала окончил Всесоюзный заочный энергетический институт, потом без всяких аспирантур защищал диссертации, когда уже работал в Институте океанологии. В общем, я самоучка, можно сказать, как и Джим. Вначале он работал в Голливуде токарем, за плечами имел лишь один курс университета по специальности “морская биология”. Он многому научился за время наших подводных съемок – перед погружением в Марианскую впадину Кэмерон представил меня как своего ментора.
Не завидовали тогда своему ученику? Все-таки он стал третьим после ученых Жака Пикара и Дона Уолша, которые совершили такое погружение еще в 1960-м.
Анатолий Сагалевич: Нет, я к этому абсолютно спокойно отношусь. Джимом в какой-то мере двигала рекордомания. Его это волновало, он очень хотел побить рекорд Дона Уолша. Сам Уолш в это время переживал, был унылый. Я ему говорю: “Дон, что ты? Все равно ты был первым. Пойми самое главное: ты Гагарин подводный!”
У вас не бывает рекордомании?
Анатолий Сагалевич: Не думаю об этом. Я вообще не сторонник рекордов в этих делах, нездоровое соревнование к хорошему не приводит. Это просто такое… самоудовлетворение, что ли. Люди этим больны. Нужно делать дело, а не рекорды ставить.
Но люди же хотят почувствовать себя героями?
Анатолий Сагалевич: В глубоководных погружениях героизма-то особого нет, понимаете? Все зависит от возможностей и надежности аппарата, который вы сделаете на земле.
Тем не менее вы получили звание Героя России за рекордное подледное погружение на Северном полюсе в 2007 году, когда спустились на 4 тысячи метров. Когда вы это делали, разве не чувствовали, что совершаете нечто неординарное, героическое… не тревожились?
Анатолий Сагалевич: Нет. Я знаю свое дело и полностью осознаю, что на глубине моя жизнь лишь в моих руках. Риск можно минимизировать за счет профессионализма. Например, на Северном полюсе мы уходили под лед в маленькую дырочку. Там и гирокомпасы не работают. Мы многого не знали, это было впервые, как выход в космос. Моя жена, остававшаяся на борту ледокола “Россия”, который участвовал в этой экспедиции, спросила: “Ты знаешь, что это стопроцентный риск?” Я ответил: “Двестипроцентный!” Но, откровенно говоря, даже при двухсотпроцентном риске я был уверен, что вернусь. А вот Артур Чилингаров, погружавшийся со мной в батискафе “Мир-1”, оставил сыну, который был на ледоколе, письмо с заголовком “Вскрыть, если я не вернусь”. Разница в том, что он погружался впервые и многого не знал. А у меня более пятисот погружений, все нюансы давно известны.
“До сих пор никто не видел настоящего Северного полюса – дна океана под сплошным покровом льда. Никто не рискнул спуститься на дно северной вершины Земли на глубину 4300 метров под ледяной купол толщиной 2-2,5 метра. А мы рискнули и победили! <…> Да, это была победа. Победа человеческого разума, воли, смелости, стремления постичь неизвестное, не покорявшееся никому прежде. Это был прыжок в неизведанное…”.
Из публикации А. Сагалевича “Репортаж из-под ледового купола”, журнал “Природа”, 2007.
За себя вы не переживаете, а за коллег? Вот, например, когда вы уже вернулись из-подо льда, а “Мир-2”, пилотируемый Евгением Черняевым, еще был под водой, вы волновались?
Анатолий Сагалевич: Я думал о них. Но наш “Мир-1” уже прошел – второму было проще, потому что мы подсказали путь.
Неужели вы совершенно ничего не боитесь?
Анатолий Сагалевич: Наверное, человек, один раз сильно испугавшись в детстве, потом уже ничего не боится. А я во время Великой Отечественной войны пережил сильный испуг и два года не мог говорить. Недалеко от нашего дома в Купавне, под Москвой, в склад боеприпасов попала бомба. Я был один в избе, мне было три с половиной года. До сих пор помню, как все задрожало, от взрывной волны вылетели стекла. Мама меня вытащила из-под кровати скрюченного… Но, может быть, это и не влияет на страх. Надо трезво относиться ко всему и знать, что ты делаешь.
Раз вы не сторонник глубоководных погружений ради рекордов и считаете, что они имеют смысл только как способ исследования, скажите, какое научное открытие в океане вам кажется самым важным?
Анатолий Сагалевич: Самое крупное открытие в глубоком океане – это обнаружение гидротермальных полей, где совершенно иной животный мир. Открыли их американцы в 1977 году на Галапагосском рифте. Этого явления очень не хватало для объяснения особенностей теплового баланса между землей и океаном – после его обнаружения многое встало на свои места. Было открыто 800 новых организмов, которые живут в полной темноте – не за счет фотосинтеза, как все остальные, а благодаря хемосинтезу, совершенно другому механизму.
Вы удивились, когда впервые увидели эти гидротермальные источники своими глазами?
Анатолий Сагалевич: Это произошло в 1988 году. Когда мы ушли из зоны гидротермальных полей, то часа два сидели в полном онемении. Я видел до этого видеозаписи, но вживую это все равно впечатлило. Мы просто сидели и смотрели. Хотя надо было брать образцы, фотографировать, видеозаписи делать. Мы все успели, но первое впечатление было ошеломляющее. Потому что обычно на дне океана довольно скудный животный мир – так, отдельные рыбки. А здесь просто буйство жизни, оазис в пустыне.
“Датчик температуры за бортом показывает +8,5°С. Тогда как обычная температура на этой глубине около 0°С. Появляются отдельные креветки размером 3-4 см, затем их количество постепенно увеличивается до десятка, до нескольких десятков, и наконец вот оно – то, ради чего мы сюда стремились: первый черный дымок, пробивающийся сквозь осадок на вершине маленького холма. Завожу манипулятор и обрушиваю эту вершину. Черный дым поднимается вверх мощным потоком, заслоняя вид из иллюминатора. Аппарат погружается во тьму, хотя внешние светильники включены. По-видимому, мы разрушили преграду, удерживавшую черный дым, частицы минеральной взвеси, плотные корки осадка. Продвигаемся немного вперед, уходим из кромешной тьмы и упираемся в склон, сплошь покрытый креветками, колышущимися, словно ковер, сотканный из живых существ. Черные дымы прорываются сквозь него. В этом смешении креветок и дымов все настолько динамично и непривычно для человеческого глаза, что возникает впечатление сплошного движения. Вокруг невозможно найти ни одного статичного участка. Все дымит, колышется, ползает, плавает. Даже не верится, что все это происходит на глубине 3700 метров”.
Из книги А. Сагалевича “Глубина”, 2002.
Как вы ощущаете себя, когда находитесь в глубине океана: как песчинка, как гость или как хозяин?
Анатолий Сагалевич: Человек, находясь там, будто сливается с природой.
Холод или недостаток кислорода на глубине не ощущается?
Анатолий Сагалевич: Там нормальное давление, декомпрессию потом делать не надо. Система регенерации воздуха работает. Есть аварийные дыхательные аппараты на случай задымления в кабине. Обогревателей нет – воздух греют человеческие тела и аппаратура. Но холоднее 12-13°С не бывает. Пилот работает в хэбэшном комбезике, но, как правило, под одеждой пот ручьем течет. Там ведь все время нужно двигаться, образцы брать, а не просто сидеть и смотреть.
Помимо исследований биоразнообразия и ландшафта океанского дна вы участвовали в экспедициях к затонувшим кораблям – к тому же “Титанику” ведь не только ради съемок спускались?
Анатолий Сагалевич: Не только, разумеется. Помимо “Титаника” был еще “Бисмарк”, японская подводная лодка I-52, “Комсомолец”, “Курск”, деревянная шхуна XIX века… Первой была атомная подводная лодка “Комсомолец”, затонувшая в 1989 году в Норвежском море на глубине 1700 метров. Похожая экспедиция была в 2000 году к подлодке “Курск”. Она лежала в Баренцевом море на глубине всего 108 метров, но после взрыва от носа и до рубки у нее ничего не было, все было вырвано.
Еще у вас запланировано кругосветное плавание с погружениями в разных точках Мирового океана.
Анатолий Сагалевич: В планах-то это уже давно. Но, как говорят, съесть-то он съест, да кто ж ему даст? Аппараты “Мир” простаивают потому, что денег на исследования с применением глубоководных обитаемых аппаратов не выделяется. В 2009 году я погружался с Владимиром Путиным на дно Байкала. Четыре часа спускались – такая была длинная аудиенция. Он, конечно, обещал помощь, но так ничего и не получилось.
А недавно на совещании в администрации президента решили, что глубоководное исследование океана с помощью обитаемых аппаратов нерентабельно и что их могут заменить устройства, которыми человек управляет по кабелю, глядя в монитор, как в телевизор, либо вообще роботы. По сути, вывод такой, что аппараты “Мир” можно выбросить на помойку.
Но так обстоят дела не во всех странах. В США, например, постоянно совершенствуют аппарат Alvin, способный опускаться на 6,5 километра. Китай прогрессирует. Там введен в строй аппарат на семь километров и, как я уже говорил, строится другой, до 11 тысяч метров. В Шанхае создан специальный центр по исследованию глубоководных желобов и впадин.
“К сожалению, после знаменитого похода на Северный полюс “Миры” оказались никому не нужны. <…> Аппараты, защитившие престиж страны, были обречены пылиться невостребованными в ангаре. Но тут нам поступило предложение от одного из известных столичных бизнесменов, который уже немало сил и средств вложил в экологию Байкала. <…> Для того чтобы без особых приключений работать на Байкале, нам пришлось немного переоборудовать “Миры”. Плотность морской и пресной воды различается. Значит, и плавучесть разная. Так что пришлось применить целый ряд технических усовершенствований. Все это делалось в сжатые сроки. Основным направлением наших работ на Байкале стал поиск областей разгрузки углеводородов на дне, мест сочения метана и возможных гидротермальных излияний, вокруг которых часто образуются бактериальные маты и поселяются специфические животные, существующие за счет метанотрофии и хемосинтеза”.
Из книги А. Сагалевича “Глубина”, 2002.
Были слухи, что какой-то миллиардер готов спонсировать вашу кругосветную экспедицию.
Анатолий Сагалевич: Миллиардер спросил меня, сколько это стоит. Я ответил: “Примерно как один футболист”. Дальше приехал его финансовый директор и сказал, что начальник сейчас занят другими делами: скупает яхты, детей рожает. Миллиардеры – они такие люди, знаете, инфантильные: сегодня скажут одно, а завтра передумают. Тот, правда, ничего не обещал, просто сказал: “Мы подумаем”. Сейчас люди не готовы в такое вкладываться.
И все-таки вы не оставляете надежд, не бросаете океанологию.
Анатолий Сагалевич: Я с подводными аппаратами работаю пятьдесят лет – практически всю жизнь. И к разному привык. “Мирами” сейчас заинтересовались китайцы – у меня на столе лежит соглашение, скоро оно будет рассматриваться в Академии наук. Суть в том, чтобы использовать наши аппараты с китайского судна и за китайские деньги. “Миры” требуют капитального ремонта. Раз в десять лет любые подводные аппараты надо разбирать: прочные сферы, в которых люди погружаются под воду, нуждаются в испытаниях сначала в камерах высокого давления, а потом в глубоком океане. Последний раз мы перебирали аппараты “Мир” в 2004 году. Китайцы готовы их ремонтировать.
Если бы у вас было неограниченное количество денег, куда бы вы сейчас отправились?
Анатолий Сагалевич: Как раз в эту давно запланированную кругосветку. Изучал бы гидротермальные поля. Их ведь на сегодняшний день около восьмидесяти в Мировом океане обнаружено. Это года на три работы.
“Надеюсь, вы умеете читать между строк, чтобы понять, сколь пугающим могло быть выполнение всех этих вещей. От исследования чужеродного мира подводных гидротермальных источников “черные курильщики” до герметизации радиоактивности затонувшей подводной лодки “Комсомолец”, изучения исторических кораблекрушений, подобных “Титанику”, “Бисмарку” и японской подлодке I-52, исследования взрыва на подводной лодке “Курск” с целью сбора улик для следствия, до погружения под лед на 4000 метров к “настоящему” Северному полюсу – команда Анатолия Сагалевича снова и снова создает историю. Я с нетерпением жду нашего следующего совместного погружения и новых приключений”.
Из предисловия Дж. Кэмерона к книге А. Сагалевича “Глубина”, 2002.